Палей, оковав ужасом собеседников, противу которых устремлены были заряженные ружья казаков, ожидал с нетерпением известия от Москаленка. Вдруг с шумом вбежал казак в залу и сказал:
- Все готово, батько! Вражьи ляхи связаны, как поросята. Все наше!
- О, я несчастный! - воскликнул пан Дульский, закрыв лицо руками.
- Скажи Москаленку, чтоб ждал моего приказания и чтоб никто из наших не смел отлучаться от своего места, - отвечал Палей. - Заприте ворота, поставьте везде часовых, возьмите у смотрителя замка все ключи и внесите сюда из погреба бочку пороха! - Казак вышел.
Страх собеседников дошел до высочайшей степени. Они были ни живы ни мертвы.
- Пане гетмане! - сказал Дульский дрожащим голосом. - Судьба даровала тебе победу. Будь великодушен столько же, как ты храбр и счастлив! Пощади жизнь нашу! Сжалься над слабыми, безвинными женщинами! Возьми себе все мои сокровища… но отпусти нас!..
Все заговорили вдруг, прося о пощаде. Слова прерывались рыданиями и воплями женщин.
- Молчать! Никто ни слова! - закричал Палей грозно. Тишина снова водворилась в зале, и только глухие рыдания смешивались с воем бури.
- Сокровища, которые ты мне так щедро предлагаешь, пане Дульский, мои уже и без твоего согласия, - сказал Палей. - Они умножат казну Белоцерковскую, на которую ты лакомился! Понимаешь ли? Во всем прочем мы рассчитаемся по-братски с тобою и с твоими приятелями! У меня суд и расправа коротки. Мы не станем тягаться по судам и трибуналам. - Сказав сие, Палей приблизился к столу, взял бокал, налил вина, выпил и, обращаясь к дамам, сказал: - А которая из вас голубица приятеля моего Мазепы? Все молчали.
- Пане Дульский, которая из них невестка твоя? Княгиня Дульская, заливаясь слезами и едва переводя дух, встала со стула и поклонилась Палею, не говоря ни слова.
- А, это ты, моя чернобровка! - сказал Палей, подойдя к княгине и потрепав ее по лицу. - Мы тебя возьмем с собою. У меня, на хуторе, есть славный парень, Мишка Ковшун. Он был лихой казак, пока ляшская пуля не перебила ему ноги. Теперь он пасет мой табун. У него умерла невеста, так я отдам ему тебя. Право, тебе будет лучше с ним, чем со старым и дряхлым плутом Мазепою! Ты мне народишь с дюжину казачат!.. - Палей, говоря сие, гладил княгиню по голове и по лицу и улыбался насмешливо. Княгиня молчала и плакала.
- Нет, я более не в силах выдержать этого нахальства! - воскликнул Дорошинский. - Лучше сто смертей, чем поругание!.. - С сим словом Дорошинский выхватил из ножен саблю и бросился на Палея.
Раздался выстрел, и Дорошинский упал без чувств к ногам княгини.
- Довольно и одной смерти! - примолвил Палей, не трогаясь с места.
Тот самый казак, который выстрелил в Дорошинского, оттащил его за ноги на сторону и стал снимать с него дорогие вещи и одежду.
- Нет ли еще охотников на казацкую пулю? - спросил Палей насмешливо.
Дверь снова отворилась, и человек с десять казаков внесли бочку с порохом. Палей велел поставить ее в другой комнате. Отчаянье несчастных поляков, особенно женщин, уже не имело пределов. Женщины не могли более удержать стонов и рыданий. Дочери бросались на шею к матерям, подруги жалобно прощались, призывая Бога на помощь. Мужчины, будучи не в силах защищаться и не надеясь пощады, молились и в оцепенении ждали ужасной своей участи. Хмель давно выветрился из голов пировавших в веселии за час времени пред сим, а теперь осужденных на мучительную смерть. Патер Заленский, полумертвый от страха, не мог долее выдержать, и когда внесли бочку с порохом, он вскрикнул пронзительным голосом и упал без чувства со стула.
- Вынесите вражьего паписта на двор и привяжите к дереву, чтоб простыл, - сказал Палей. - Завтра из него будет славный обед воронам.
Казак схватил патера за ноги и потащил за двери, как колоду.
Дульский решился еще раз попробовать, не удастся ли ему склонить Палея к помилованию:
- Пане гетмане! - сказал он. - Я не спорю, что все, находящееся в замке, принадлежит тебе по праву сильного. Но у меня и у друзей моих есть имущества, есть деньги и драгоценности в других местах. Мы предлагаем тебе выкуп за себя, какой ты сам назначишь! Определи срок, и если в это время родные наши и друзья не представят тебе выкупа, - ты волен в нашей жизни. Кровь наша не принесет тебе никакой выгоды, а только навлечет на тебя мщение целой Польши. Пожертвуй местью выгодам своим и тронься слезами беззащитных, слабых жен! И у тебя есть жена и дети, и ты можешь быть в таком положении, что будешь умолять о пощаде! Пане гетмане, подумай о Боге, о душе своей, о вечной жизни!
Палей, вместо ответа, громко захохотал.
- Детки! - сказал он, обращаясь к своим казакам. - На свору поганых ляхов! Не троньте одного пана Дульского. Мы с ним еще не рассчитались.
Каждый казак имел у пояса готовый аркан. Они бросились на поляков и стали вязать их. Сопротивление было бесполезно: на каждого поляка приходилось по нескольку казаков. Слуг, украинских уроженцев, не тронули. Казаки, связав полякам руки назад и спутав ноги, как лошадям на подножном корме, повалили каждого из них на землю. Тогда Палей подошел к Дульскому, который, встав со стула и поджав руки, ожидал своей участи, и, ударив его по плечу, сказал:
- В последний раз хочу я испытать твой польский гонор (честь), которым вы, ляхи, так много похваляетесь. Ну-тка, во имя этого шляхетского гонора, пане Дульский, скажи мне откровенно, что бы ты сделал со мною, если б тебе удалось поймать меня?
Дульский, потупив взор и помолчав немного, поднял быстро голову и сказал:
- Не изменю чести ни за жизнь, ни за все блага жизни! Скажу тебе правду: если бы я поймал тебя, то немедленно повесил бы на воротах моего замка!